Интервью с Олегом Барабашем,

лидером группы «Хроники Пикирующего Бобмардировщика»

                                                                                                                Беседовала Антонина Малышкина

                                                                                                                г. Новочеркасск, 2017 г.

Потанцуй для меня.

Я хочу это помнить, шагая в огонь.

Я уже наколол тебя в области сердца гитарной струною.

Утоли мою вечную жажду. Стань тёплой водой

В высохших руслах линий моих ладоней.

                                                   (Олег Барабаш)

Если вам начнёт казаться, что все хорошие стихи давно написаны, а достойным музыкальным коллективам уже не суждено появиться, послушайте группу «Хроники Пикирующего Бомбардировщика» (Санкт-Петербург). Здесь можно ближе познакомиться с поэтическим творчеством лидера этой команды Олега Барабаша. Мне посчастливилось поговорить с этим музыкантом перед его концертом в Новочеркасске.

— Разведка донесла, что ты не всегда был питерским жителем.

— Да, не всегда.

— Где ты родился и вырос? Где прошло твоё детство?

— Моё детство прошло везде, потому что родители у меня военные. Соответственно, детство моё расположилось от Дальнего Востока до Ростова, и в Германии мы какое-то время пожили. Но больше всего, конечно, в Ростовской области я прожил. Весь свой сознательный возраст, с 5-го по 11-ый класс, я жил в Ростовской области, в маленьком городе Морозовске, может, кто-нибудь его знает.

— Когда принял решение перебраться с юга на север? И в связи с чем ты так решил? Кто надоумил?

— Был внутренний толчок. Пришло понимание, что в маленьком городе сложно развиваться в творческом плане. Это, к сожалению, беда многих маленьких городов России. Негде, никак и нечего, поэтому творческие люди часто переезжают в более крупные города. Я вот поехал в Питер. Так сложились обстоятельства: я собирался ехать в Москву, а приехал в Питер, при этом в Питере я до этого не был ни единого раза в жизни. И вот 5 лет там уже живу.

— Как встретил Петербург 5 лет назад, и каково было на первых порах?

— Дождём встретил (смеётся). Так он меня встречает каждый раз, когда я туда приезжаю. На первых порах было, конечно, сложновато.  Надо было закрепляться в новом городе, была какая-то постоянная нескончаемая работа… Потом, через годик, стало попроще, и я уже стал заниматься музыкой вплотную.

— Расскажи, пожалуйста, когда стали получаться песни? В каком возрасте? Как ты к этому пришёл? Это сразу были песни или, может, начинал со стихов?

— Наверное, всё началось с литературы и попыток написать какие-то стихи. Потом во дворах мальчики играли на гитарах, это было очень интересно, они нравились девочкам, очень хотелось в то время нравиться девочкам… Вообще, большинство гитаристов так и начинают играть. Это было очень интересное время, если у тебя была гитара, то все девчонки были твои.  Поэтому очень хотелось научиться. Выходишь к пацанам во двор и говоришь: «Покажите чего-нибудь!» Они три аккорда показали, а дальше сам уже. И потом всё это в совокупности с русским роком, который тогда был на волне, и который мы покупали на кассетах в ларьке, единственном на рынке, и сформировались попытки написать что-то своё.

— Кому ты показывал свои первые песни? Вот этим ребятам во дворе? Это было в Морозовске?

— Да, это  было в Морозовске. Школьным друзьям своим показывал, которые тоже такую музыку слушали, и все пытались вместе что-то сделать. Мы даже играли в школьной группе.

— Как она называлась?

— Она называлась «Собака Ру». Я надеюсь, что не сохранилось ни одной записи этих попыток (смеётся), но это было интересно. Мы собирали полные актовые залы, хотели они того или нет, выбора у них не было.

— Твои первые произведения живы сейчас? Ты исполняешь их на концертах?

— Очень немногие. Наверное, самая старая песня, которую я сейчас исполняю, это песня, которая была написана, когда мне было года 22 – 23.

— Была ли музыкальная школа?

— Нет, музыкальной школы, к сожалению, может быть, к счастью, уже не узнаешь, не было. Всему учился сам.

— Ты помнишь свою первую гитару? Откуда она взялась, какой она была и что с ней стало?

— Она была ужасна. Это была бобруйская гитара. На фабрике, которая производит мебель, делали гитары из всего, что оставалось от основного производства. Она была очень жёсткая, об неё можно было стереть абсолютно все пальцы, но на тот момент это был самый, наверное, доступный инструмент. Это сейчас выбор большой, а тогда выбирать особо не приходилось.

— А сейчас ты доволен своей гитарой? Она у тебя одна или есть ещё?

— У меня есть ещё гитара, на которой я играю в электрическом составе, а своей акустической я очень доволен. Я очень долго выбирал гитару, купил её не так давно, года 2 назад. И вот она стала прямо моей боевой подругой. Она мне очень нравится, и я надеюсь, что и я ей тоже.

— Какие требования к инструменту предъявляешь в первую очередь? Удобные струны, большой барабан, особая форма грифа? Что самое важное для тебя?

— Да чтобы она в руках пела. Это же такое очень индивидуальное дело, любого музыканта спросите, как он гитару выбирал. Просто пробуешь, если в руках поёт – беру.

— Есть мнение, что Санкт-Петербург –  город, который сам диктует какое-то особое настроение песням, фильмам, которые хочется смотреть, картинам, даже поведению людей, одежде, которую хочется надевать…  Ты это ощущаешь, живя там?

— Да, безусловно, это чувствуется. Я безумно люблю Петербург именно, наверное, за его неповторимость, за внутреннюю атмосферу, которой больше нигде нет. Мы, вообще, группа, которая играет очень петербуржскую музыку, при этом коренного санкт-петербуржца в нашем составе нет ни одного.

— Расскажи о группе «Хроники Пикирующего Бомбардировщика». Что там с составом? Когда группа собралась? Кто на чём играет?

— Играем мы 4 года, состав, в принципе, стандартный: барабаны, бас-гитара, вторая гитара, и украшает всё это дело наша прекрасная виолончель, на которой у нас очень красиво играет девочка Саша. Вот 4 года так и играем все эти весёлые питерские песни. Кстати, часто меня спрашивают, почему песни-то такие грустные. Они не грустные, мы так в Питере веселимся, друзья. Вы ещё просто питерских грустных песен не слышали.

— Чего сейчас не хватает группе и как это исправить, на твой взгляд?

— Не хватает, наверное, как и всегда, денег и времени, потому что большинству участников группы приходится совмещать музыку с работой. Соответственно, меньше времени уделяется творчеству. И, конечно, в наше время деньги нужны на рекламу, все эти маркетинговые штуки, без которых сейчас очень сложно. Сейчас музыкант в нашей стране больше чем музыкант, он ещё маркетолог, дизайнер, организатор концертов…

— Одна из ваших песен называется «Времени нет». Понятие времени неразрывно связано с понятием возраста. Что для тебя возраст, ощущаешь ли ты его?

— Я ощущаю, что мне гораздо меньше лет, чем на самом деле, почему-то. И я не один такой. Я общаюсь с достаточно разными людьми, и у многих представителей моего поколения есть этот внутренний диссонанс между возрастом фактическим и внутренним ощущением возраста. Нам всем кажется, что нам всё ещё 20. На самом деле, мы наслаждаемся этим ощущением, потому что лучше быть молодым, чем старым.

— Как тебе собственное творчество в записи? Часто слушаешь?

— Очень редко слушаю собственные песни в записи после того, как они выходят. Понятно, что на стадии продакшена, когда всё это дело пишется и формируется, ты очень часто всё это переслушиваешь, чтобы довести всё до какого-то внутреннего идеала. А после не слушаю почти никогда, потому что они и так всегда во мне играют, такой бесконечный репит. 

— Сколько альбомов у группы «ХПБ»?

— Полноценных альбомов у нас нет, мы в основном выпускаем концептуальные ЕР, состоящие из трёх-четырёх песен. Сейчас уже, если всё собрать, на 2 полноценных альбома хватит материала. Но для меня всегда очень важна некая концепция. Это  потому, что я из того времени, когда были кассеты, и ты не мог с трека на трек переключить. Ты ставил кассету и так до конца и слушал. Оттуда ножки растут, поэтому для меня очень важно, чтобы была какая-то целостная картинка из нескольких песен.

— Расскажи об опыте краудфандинга, я знаю, был такой у вас, даже неоднократно.

— Да, не единожды мы это делали, собирали не очень большие суммы, конечно. Но собирали успешно. Это всегда для артиста некий внутренний показатель того, что музыка эта нужна кому-то, и что кто-то готов её поддерживать. Это очень здорово. Это сейчас, наверное, единственная работающая система для независимых артистов, единственная возможность как-то записывать песни, потому что всё это дорогостоящее удовольствие.

— В будущем планируете повторить?

— Да, мы вот, собственно, и последний наш релиз писали тоже через краудфандинг.

— Сейчас пишутся ли новые песни, получаются они у тебя? Нет ли застоя в творчестве?

—  Сейчас у меня период накопления чего-то нового. Это для меня нормальная ситуация. Я когда отписываю какой-то очередной релиз, у меня наступает период абсолютного затишья. Ну, потому что проделана большая работа, ты внутренне несколько пустой, и надо всё это заполнить, тогда цикл начнётся заново. Поэтому у меня сейчас продолжается период накопления эмоций и впечатлений.

— Ты ездишь с концертами по городам и весям. Наверное, на накопительном процессе это сказывается.

— Конечно, безусловно. Когда я езжу, я, как правило, ничего не пишу, а потом приезжаю, сажусь и ух!

— Часто ли приходится тебе слышать критику в свой адрес? И как ты к ней относишься?

— Хорошо отношусь к хорошей критике. Если это не «сам дурак», хорошо отношусь. Критика – очень полезная вещь, если её говорят умные люди. Прислушиваться к ней прям досконально или нет – это вопрос философский, наверное, но всегда интересно услышать какое-то обратное мнение.

—  Есть ли запретные темы в твоём творчестве? О чём никогда не пишешь?

— Не пишу только о том, о чём не пишется внутренне. А каких-то запретных тем…  Да нет, нет их.  Любой человек может писать о том, что его волнует. Главное, чтобы он делал это талантливо, изящно и со вкусом.

— Есть ли у тебя девиз по жизни? Что помогает двигаться вперёд?

— Никогда его не формировал для себя. Не знаю… Просто идёшь. Просто идёшь туда, куда ты должен идти. Вот и всё.

— Чем занимаешься кроме музыки?

— Сейчас — только музыкой. Я, безусловно, люблю читать, ходить в походы, как все мы… Наверное, это такие общечеловеческие увлечения. Но музыка — это основное занятие у меня сейчас. Больше ничем не занимаюсь.

— Расскажи, пожалуйста, на какой музыке формировалось твоё мировоззрение, твои взгляды. Что слушал? И как со временем менялись музыкальные ориентиры?

— Рос я на том самом классическом русском роке: «Кино», «ДДТ», «Наутилус Помпилиус», «Алиса»… Вот это те прекрасные ребята, которых мы, как раз, и забирали из ларька, слушали на кассетах. Сейчас слушаю много очень разной музыки. Сейчас, мне кажется, растёт целый пласт, который из этого всего получился. И называется это уже, наверное, не русский рок, а всё-таки авторская песня. Это такое слияние рока и бардовской песни, какой-то современный симбиоз, и это абсолютно прекрасные вещи.

— Порекомендуй кого-нибудь.

— Ну вот, группа «Сердце дурака» (Тимофей Яровиков), Дмитрий Вагин, Башаков, Арбенин, Вдовин, Бранимир…  Очень много прекрасных ребят, которые играют именно в этом жанре. Ну и другую современную музыку я тоже слушаю. Много питерских команд, вот группу «Никого нет дома» послушайте, играют хорошую музыку. Группа «Аффинаж», её уже, наверное, многие знают, это известные нынче ребята из Питера. Очень много хорошей музыки сейчас, время прямо богатое. Какой-то был период, когда новых имён почти не появлялось. Сейчас же, если искать, можно найти удивительные вещи.

— На концерт какой группы, нашей или зарубежной, ты хотел бы сходить, но всё как-то не получалось?

— На БГ хотел бы… Но вот, всё как-то не получается. Люблю Бориса, но что-то не срастается. Много групп, на которые хотелось бы сходить, и  в основном это русские группы. Никакую зарубежную музыку я так и не смог полюбить, за редким исключением. Потому что языками не владею, а для меня очень важно понимать о чём. 

— Есть же переводчики, онлайн можно перевести всё, что угодно.

— Это всё равно не то. Это должно быть литературно, в каком-то литературном сочетании слова и музыки, иначе получается расчленительство, и что-то теряется.

— Расскажи, как провёл лето. Были ли концерты, фестивали, поездки? Что запомнилось?

— Да, было много замечательных фестивалей. Был фестиваль «Платформа», который проходит в Подмосковье, может быть, вы знаете такой. Вот там, как раз, наиболее ярко представлен тот пласт, о котором я говорил. Очень замечательный был фестиваль, мы тонули по щиколотку в грязи,  падали деревья…

— Как-то в этом году все значимые фестивали проходят в лютую непогоду.

— Да. Но это фестиваль некоммерческий, он делается руками людей, которым это нужно, и, конечно, очень радостно наблюдать абсолютное добро и взаимовыручку на таком фестивале, когда все друг другу помогают, и в итоге фестиваль, несмотря ни на что,  получается просто прекрасным. Последний фестиваль, который я посетил, это был Рамонский родник под Воронежем. Тоже замечательный фестиваль. Он замечателен в том плане, что там ещё есть традиция мастерских, которая осталась от бардовских фестивалей, может быть, вы знаете. Это когда молодые авторы приходят к уже именитым музыкантам и показывают  своё творчество, а те как-то обсуждают, советуют, что-то говорят. Мне кажется, это прекрасно, это воспитывает какое-то новое поколение, это очень нужная вещь. Всем рекомендую этот прекрасный фестиваль, тем более что Воронеж от нас совсем недалеко.

— Что дают фестивальные выступления артисту?

— В первую очередь, общение. Общение с коллегами по цеху, со слушателями непосредственно. Самое прекрасное, что эти ребята, о которых мы говорим, они простые люди, и после того, как они сыграют концерт на сцене, они выйдут и пообщаются со своим зрителем. И это великое счастье. Общение – это самое главное, обмен опытом, возможность посмотреть, как это делают другие, вдохновиться, потому что вживую совершенно фантастически всё это проходит. Ну, и себя показать, конечно. Но это, наверное, в последнюю очередь. Всё-таки важнее какой-то опыт личный, духовный приобрести, это на первом месте.

— «Какие жуткие сны, заберите меня…» — это слова из твоей песни. Как часто тебе снятся сны и насколько они жуткие?

— Снятся часто в последнее время, но это как-то периодами происходит.  Бывают и жуткие… Особенно на фоне всяких событий, в мире всегда происходит что-то не очень хорошее, и это всё равно как-то оседает на подкорке, к этому всегда как-то трепетно относишься, бывает прорывает и в сны тоже.

— Играешь и поёшь только своё или, может, исполняешь что-то из творчества друзей-современников?

— Несколько песен исполняю из творчества друзей-современников, вот Диму Вагина, например, пою, иногда даже на концертах. Мне нравится очень этот автор, иногда исполняю. Что-то исполняю, не очень много, к сожалению. Хотя, слушать друзей люблю больше, наверное, чем исполнять.

— А случалось ли тебе свои песни отдавать кому-то в исполнение?

— Пока нет, никто не берёт (смеётся). Никто не берёт, все боятся.

— Они просто не знают, что можно. Как только узнают, ситуация изменится, скорее всего. Знаешь, мы с тобой встретились в особый день. Сегодня, наряду с ещё несколькими праздниками, отмечается Международный день грамотности. Считаешь ли ты себя грамотным человеком?

— Нет! У меня, на самом деле, жуткая дисграфия, я пишу с ошибками. Признаюсь честно и сразу, чтобы отсеять все вопросы. Но это только в плане грамматики. А что касается каких-то литературных конструкций, тут могу, тут грамотен.

-Нужны ли тебе какие-то особые условия для творчества? Где лучше всего пишется?

— В Питере лучше всего пишется. Вот, как раз, после каких-то бурных разъездов, гастролей, туров, когда наступает внутреннее спокойствие и тишина приходит. Есть время сформировать в какие-то мысли, эмоции всё, что накопил. А какие-то прям условия…  Да нет, это ж всегда такой процесс неуправляемый, на самом деле. Я, помнится, написал песню, пока ехал от одной станции метро до другой. По-разному всё это бывает у меня.

— Концерт в каком городе запомнился и чем?

— Во всех городах, потому что все города, как люди, разные. Все со своими характерами и лицами, сами люди в них тоже разные и везде это по-особенному. Не знаю, мне кажется, я каждый концерт прекрасно помню в каждом городе.

— Ходят люди на концерты?

— По-разному бывает. Сейчас ходят больше, чем раньше. Помнится, в первом своём туре я в Казани играл для официантов, например. Было очень весело.

— И прям сыграл, всё, что планировал?

— Ну, прям сыграл, конечно.

— Теперь небольшой блиц-опрос. Любишь ли ты поесть, и какое твоё любимое блюдо?

— Поесть люблю, любимое блюдо – борщ.

— Ты не вегетарианец?

— Нет, я, к сожалению, ем.

— Почему к сожалению?

— Не знаю (смеётся).  Мне очень жалко, но я ем и ничего не могу с собой поделать.

— Место, где хотелось бы побывать.

— В Берлине.

— Ты говорил, вы жили в Германии, не в Берлине?

— Нет, мы жили в военном городке в Германии, это был такой русскоязычный военный городок, а в Берлине бывали достаточно часто. Наверное, с детства это всё осталось, очень хочется побывать.

— Если число, то…

— 7

— Если цвет…

— Зелёный.

— Главное в музыке, одним словом.

— Честность.

— Чем гордишься?

— Я хороший человек, тем и горжусь.

— Хороший фильм, на твой взгляд.

— «Мечтатели».

— Хорошая книга?

— Маркес «Сто лет одиночества». Я прочитал её, к сожалению, не так давно, наверное, года два назад, и она всё внутри у меня перевернула.

— Это эпохальное произведение, которое можно неоднократно перечитывать. С возрастом открываются новые неожиданные грани.

— Да, я вот уже наметил для себя следующий подход.

— Чего нельзя по жизни?

— Предавать.

— А что можно и даже нужно?

— Любить.

— Можешь дать напутственное слово начинающим авторам? Чего бы ты им пожелал?

— Хочу им пожелать слушать больше, чем играть, тем более по началу. Слушать много и всего, и стараться находить слова, которых ещё не было. Потому что «любовь-морковь» — это всё-таки графоманство, вот не графоманить. Слушать себя и пытаться говорить такими словами, которых ещё не было, но при этом чтобы они были точны.

— Благодарю за беседу, увидимся на концерте!

…И каждая встречная юная мне говорит, будто бы я совсем,

Не умею любить. Нет. Это лишь новый слой.

А обдери толщь обоев до голых стен,

Весь я насквозь исписан твоей рукой.

                                                      (Олег Барабаш)