Максим Аншуков. Интервью радио КОНТУР, 2020 г.

«…вообще не понимаю, что такое: мне надо отдохнуть от музыки. Это невозможно. От этого уже не отдыхаешь. Это постоянно с тобой. Постоянно идёт этот процесс, он запущен, и он остановится только с уходом тебя отсюда.» (Максим Аншуков)

Интервью записано в июне 2020 года для программы «Субкультура» на радио «КОНТУР».

– Какой город Вы считаете родным?

– Чехов. Там прошло становление, вся юность – всё там.

– Как вспоминается детство? Была ли какая-то детская мечта и удалось ли её осуществить?

– Детство – это что-то такое… Это какая-то крылатость, это обязательно друзья, велосипеды, футбол… Очень активное было детство. Зимой это был хоккей, и вот, кстати, из мечт – я же очень хотел быть хоккеистом. Прямо готовился, очень хотел, и всё шло к тому, что это всё получится, потому что уже и тренера меня заметили, и как-то выделяли меня из всех. И первая заметка в газете обо мне была именно как о хоккеисте. А потом я очень сильно сломал ногу.

– Как это произошло? Наверное, на тренировке?

– Нет. Очень забавно. Я просто выносил мусор зимой в летних туфлях. Мне лень было надеть зимнюю обувь, которая бы не скользила.

– Какая досадная травма. Вся мечта пошла под откос.

– Очень досадная. Я подлетел с этим ведром, а во дворе в те времена всегда были люди, друзья и ребята постарше. Они увидели и услышали этот жуткий хруст, подбежали ко мне, вызвали скорую. Перелом оказался очень сильный в голени, прямо напополам. После этого, конечно, никакого хоккея. Там была некая апатия, то есть я не знал, чем заниматься, потерял какие-то ориентиры… И вот спасибо Виктору Цою, которого я в те времена услышал. Но не сразу о музыке я думал, не сразу. Мне просто нравилась музыка, нравились песни. Я нашёл в них некий смысл для себя, как для подростка. Я неоднократно эту историю рассказывал. Мечтал попасть к ним на концерт, и на последний, как выяснилось, концерт, который проходил в Лужниках, должен был поехать, и практически купил на него билет. Но не успел, потому что друзья мне сказали, что электричка уходит на Чехов. В Москве мы покупали билеты на Курском вокзале в ларёчке. Обошли до этого всю Москву, нигде не было билетов. А в этом ларёчке они были. И вот передо мной человека три-четыре в очереди, тут ко мне подбегают и говорят: «Макс, давай потом сходишь. Потом, потом! В следующий раз. Электричка на Чехов уходит, а следующая – через два часа!» И я, чтобы не отрываться от компании, подумал: «Да, потом схожу». Знал бы я…

– Буквально вчера мы отмечали день рождения Виктора Робертовича.

– Да, вчера ему исполнилось бы 58 лет.

– В очередной раз все новостные ленты пестрили его фотографиями, подборками песен… Каждый год это происходит. Но на самом деле, не только 21 июня и в августе мы вспоминаем его, согласитесь. Каждый день он с нами. Это такой человек, который действительно жив. Не зря о нём так пишут.

– Это точно.

– Давайте вернёмся к Вашему детству. Насколько музыкальной была семья? Какая музыка звучала у Вас дома, если она звучала, конечно?

– Семья музыкальная. Папа у меня играл на аккордеоне, он учился в музыкальной школе и закончил её. Плюс ко всему, у него в юности был ансамбль, который назывался «Диез». А базировались они в Германии, потому что он вырос там. Там прошло его юношество, возраст до института. Он учился в Германии, потому что дедушка военный, он там был распределён в военный гарнизон ГДР. И вот папино становление прошло там. И был у них там ансамбль. Они играли и «The Beatles» и «The Rolling Stones». А мама пела в хоре в Казани. Мама тоже очень музыкальный человек. При этом очень интересный момент – у меня никогда не было магнитофона. Так мне его и не купили. У меня был дедушкин проигрыватель «Аккорд», который он мне любезно отдал. И ещё большой папин транзисторный приёмник «Океан». И жутко, по-доброму, конечно, я завидовал своим друзьям-мальчишкам, у которых были магнитофоны. Конечно, я у них пропадал целыми днями. И на эти магнитофоны, просто с помощью кнопки «Запись» мы делали свои первые записи и умудрялись даже делать какое-то наложение звука.

– Здорово. Где учились после школы? Куда поступили и как вспоминается студенческое время?

– Золотое прекрасное время. Я совершенно не знал, куда себя приткнуть, честно говоря.

– С хоккеем было покончено, надо было что-то решать.

– Да. И с хорошей учёбой тоже было покончено. То есть где-то в классе десятом-одиннадцатом у меня вся голова уже была в рок-н-ролле, в каком-то летящем состоянии. Меня абсолютно не интересовали точные науки. Хотя сейчас, повзрослев, я понимаю, что нужно было вести себя иначе. Я бы обязательно закончил музыкальную школу, которую я бросил.

– Значит, всё-таки попытка была?

– Я поступал и учился играть на том же аккордеоне. Меня хватило на 1,5 года.

– То есть нотную грамоту успели вложить в голову?

– Да. Какие-то азы есть, конечно. У нас почему-то сольфеджио было прямо с первого класса. Кстати, спасибо большое преподавателю Сергею Михалёву. Я до сих пор помню, как зовут преподавателя по музыке. Вся штука в том, что тогда меня не хватило, терпения не хватило. Соответственно, после школы я думал: куда, как, чего… И папа мне посоветовал поступить в институт культуры на режиссуру. Я стал себя готовить, учить какие-то басни. Это был 92-ой год. Папа ещё пробил в городе какое-то направление от Гороно или Роно, я не помню, как называлась организация. В общем, мне было достаточно на экзаменах не получить двойку. У меня было распределение в чеховскую культуру, где я должен был работать после института. Это была некая гарантия, я совсем расслабился, честно говоря. Но стих, басню и прозу я выучил. Стих у меня был Байрона, басня была Крылова, проза была Пушкина. И плюс ко всему, у меня был шикарный козырь – я с гитарой решил пойти, собирался свои песни петь, потому что там был такой пункт: можно что-то спеть. И вот на это я ставил очень много. Соответственно, у меня в репертуаре был весь Виктор Цой к тому времени, то есть всё то, что я уже умел играть. Ну, и уже были свои какие-то первые песни, которые мне казались жутко серьёзными, такими – «не оставят никого равнодушными», я был в этом уверен. Поехал я на этот экзамен вместе с папой, который, по-моему, даже уже закупил какие-то продукты, чтобы отмечать моё поступление. Но поспешность она всегда чревата. Вся штука в том, что на первом же экзамене по режиссуре, где надо было это всё показывать, читать с выражением, а я очень хорошо подготовился, и в принципе читал-то всё без запинки, мне поставили два.

– Как же так? Не оценили?

– Да. Не оценили. И я выхожу весь подавленный и говорю: «Папа, мне двойку поставили». Он говорит: «Как? Почему?» Мы перешли дорогу, а напротив было училище культуры. Тогда только-только культпросветучилище переименовали в колледж культуры. Звучало намного симпатичнее. Я подал туда документы вместе с моим другом и соратником по чеховским временам Сашкой Логуновым, который сейчас известный автор, и слава Богу, поэт, известный бард. Он выступает очень много где. Мы с ним поступили. Отучились год, и я опять попробовал поступить в институт культуры – не добрал. А потом меня из училища выгнали.

– Как же это произошло? За что?

– За разгильдяйство. Объясню, разгильдяйство заключалось в следующем. Дорога до училища из Чехова у меня занимала 3,5 часа. Общежитие нам не давали, потому что, во-первых, оно было очень маленькое при этом училище. Было очень много приезжих ребят издалека, а поскольку мы всё-таки могли добраться, общежитие нам не давали.

– 3,5 часа – это очень долго. 7 часов в день только на дорогу.

– Ну, молодому юному организму это нормально. Физически юный организм всё это очень хорошо выдерживает. Я научился так: сажусь в электричку и сразу сплю. Я садился в метро в Царицыно, ехать надо было всю ветку до конца – час. Я сразу засыпал, если я садился. Но утром сесть было практически невозможно, поэтому я уезжал на конечную, там садился и ехал. Я очень понимаю всех этих спящих студентиков. Потом там надо было ещё автобусом ехать, и вот я на месте. Но каждый день вот эта рутинность. А у тебя в голове свобода и рок-н-ролл. И вообще, как тебе кажется, у тебя другое предназначение. И вот тут очень интересный момент. Я очень жалею, опять-таки, о каких-то вещах, потому что наш преподаватель Валерий Шумаров видел что-то во мне, он мне дал роль Мюнхгаузена, представляете? Вот он мне дал эту роль, а я её профукал. Просто не приходил на репетиции. Сейчас, отматывая, я думаю: какой же я был балбес. Надо было как-то поактивнее, ответственнее… Активнее в репетициях и вообще в посещении. Но меня тогда не хватало на каждый день, легче было остаться с друзьями в Чехове, играть на гитаре и проводить вместе время. Вечером приходить домой. Потом, конечно, мне это чуть поднадоело, а потом меня и выперли. И тут у меня встал вопрос ребром, то есть или пан или пропал: или я иду в вооружённые силы, мне, конечно, очень не хотелось, но где-то внутри я смирился с этим. Или я пробую опять поступать в универ культуры и поступаю. Начал серьёзно готовиться, у меня было время на подготовку. И я поступил. Поступил с большим конкурсом. И поступил на курс, о котором я всю жизнь мечтал, наверное. Потому что мы до сих пор все общаемся. Мы, наверное, чуть ли не единственные, и нас в пример ставят в университете, потому что мы такая сплочённая компания, мы всё время встречаемся с педагогами, мы не расстаёмся. У нас есть общие чаты, и мы активны в этих чатах. То есть, мы прямо общаемся.

– Значит, Вы поступили в университет вовремя, если бы предыдущие попытки увенчались успехом, это были бы совсем другие люди, совсем другой коллектив, и, может быть, всё было бы совсем по-другому.

– Да, абсолютно точно. И тут стоит отметить, что курс был необычный. Он был при театре. Это редчайший момент. До нас все курсы базировались просто в нашем университете и делили пространство аудитории, которая просто похожа на класс. Там делались импровизированные кулисы, и вот тебе и театр. И вот это пространство делилось на несколько потоков, на несколько курсов. Очередь, всё расписано… А наш преподаватель, мастер курса Лариса Александровна Шаева была замужем за ректором или за деканом МГУ, я не помню точно. И он тогда, в 94-ом году, выделил нам одно из зданий театра МГУ под наш курс. Просто сказал: «Вот вам здание. Это какой-то бывший клуб, где крутили кино, а сейчас его не крутят, оно пустует, вот забирайте, делайте там что хотите». И мы все 4 года обучения, а тогда ещё учились 4 года, после нас следующий курс уже учился 5 лет, и мы им жутко завидовали, потому что мы не хотели расставаться. Вот все 4 года мы варились прямо в этом театре и дошли до того, что к нам туда приезжали педагоги из института принимать экзамены, дипломные наши работы по театру, по сценической речи, по пластике, по актёрскому мастерству… Даже историю у нас там один раз принимали. Но базировались мы, жили в общежитии на левом берегу, и у нас дорога тоже занимала очень много времени, но, конечно, не так много, как из Чехова мотаться. Я к третьему курсу уже ночевал в театре, потому что там образовалась «Ключевая», и там у нас проходили первые репетиции по ночам.

– То есть Вы человек театральный. Как же возобладала музыка? Когда Вы выбрали её?

– Скажу сразу, я ничего не выбирал. Во мне всегда сидела музыка в очень большом проявлении. То есть я всегда что-то писал. Театральное образование этому поспособствовало, оно, как раз, немного расширило творчество. И когда после института мы не расставались, мы всё время были труппой театра, даже гастроли какие-то были, у меня параллельно уже была история с «Ключевой». Она была очень активная, потому что мы только начинали, и нас как-то так сразу взяли под продюсерское крыло, и мы активно выступали, передвигались. У меня просто одни подмостки уступили место другим подмосткам. Не было прямо какого-то такого выбора. Хотя сейчас тоже, опять-таки, возвращаясь назад, я понимаю, что театральная история не могла случиться с таким отношением, потому что впахивать надо и там и там. Я выбрал впахивать там.

– Ясно. «Ключевая» появилась в 1997-ом году, так?

– Да.

– Каким был первоначальный состав, кто вошёл в группу и что потом с составом происходило?

– Это был такой момент интересный. Барабанщик у меня уже был на тот момент, потому что я до этого играл в группе «Игрушка из Египта», это ташкентская группа очень интересная. Я очень жалею, что не осталось от неё каких-то записей в профессиональном качестве. Вот не дошла группа до этого – распалась. А группа была невероятная на тот момент. Притягивала к себе молодых людей, просто как магнит. Я туда попал просто играть на гитаре, это был колоссальный опыт. Там познакомился с будущим барабанщиком, с которым мы потом собрали «Ключевую». Я опускаю все мелкие детали. Группа «Игрушка из Египта» распалась, я очень не хотел этого, ездил к лидерам, а в группе тогда было два лидера – Сергей и Данил, я их уговаривал не распускать коллектив, они меня не слушали. Поскольку это было их детище, им было виднее. Я опять-таки впал в некое уныние, потому что не знал, что делать. Своих песен у меня было, конечно, но не так чтобы группу собирать. Это было очень ответственно. Поговорил с барабанщиком Сашей, он меня ещё и разубедил. Сказал: «Слушай, я, наверное, пойду джаз играть. У меня всё-таки джазовая школа. Эти рок-н-роллы не для меня». Потом он подумал и говорит: «Ну, давай попробуем». Он притащил своего друга, который играл на баяне, его звали Лёша, и сказал: «Вот Лёша, он играет на баяне, но не обращай внимания, он может и на бас гитаре сыграть». Вот так мы набирали состав. А потом пришёл какой-то совершеннейший разбойник с таким рыжим чубом, его звали Ваня. Мы говорим: «Как тебя зовут?» Он такой: «Меня зовут Иван». Я говорю: «А ты на чём играешь?» Он: «Я гитарист». Я говорю: «А ты что можешь сыграть?» Он говорит: «Могу Алису, могу Кино. Всё что угодно могу сыграть». Мы: «Может, с нами попробуешь?» Он: «Давай». И вот так у нас как-то – раз! И оказалось, что этот бандит Ваня с дирижёрским образованием, что он владеет понятием аранжировка, а Лёша оказался шикарным басистом, а Саша оказался шикарным барабанщиком, а я стал писать песни. И у нас всё сложилось. Мы этим составом существовали достаточно долго, до 2003 года. Потом у нас просто уже… Ну, там отдельная история. Там нас раскидало. Дольше всех барабанщик оставался. Он в 2015-ом году ушёл из группы, вернее был заменён.

– То есть, сейчас полностью обновлённый состав, от первоначального никого не осталось?

– Сейчас полностью обновлённый состав, но этому составу уже больше десяти лет. То есть это уже тоже срок достаточно большой.

 

– Вы довольны этими музыкантами? Вообще, какими качествами должен обладать музыкант, чтобы играть в группе «Ключевая»?

– Я, конечно же, очень доволен, потому что это мои друзья настоящие. Здесь без всяких высокопарностей, эта дружба уже проверена временем.

– А что для Вас важнее в музыканте: человеческие качества или профессиональные? Вот, например, парень он хороший, а играет слабовато. Такой человек останется в «Ключевой»?

– Если он хочет и тянется к тому, чтобы играть лучше, он останется в «Ключевой». А если человек не подходит нам по каким-то нашим внутренним критериям, как бы он хорошо не играл, он не останется. Тут такой момент: мы прежде всего друзья.

– Понятно. Это, наверное, очень многое определяет.

– Это очень много значит. Мы можем общаться вне сцены, это большая редкость. Вообще, мне очень понравилось, как сказал Дмитрий Александрович Ревякин. Он сказал: «В наше время группа – это роскошь».

– Ну, действительно, во-первых, это очень накладно, наверное, куда-то выехать полным составом. Гораздо проще самому взять гитару и поехать сыграть акустический концерт.

– Конечно. И времена-то ещё изменились технически. То есть, человек, который поехал просто с гитаристом концерт играть, может взять с собой музыкальную карту, на которую забито вообще всё оснащение. И таких примеров у нас много. Вот Дельфин – он и гитарист, а группа играет большие концерты, то есть это всё-таки группа, и записи у них отличного качества. Или, например, «Zero People», сайд-проект Красовицкого («Animal ДжаZ»). Они же тоже вдвоём, но они всё создают. А когда группа, это и тяжело по материальной стороне, и организаторам тяжелее.

– Конечно, не каждый организатор сейчас возьмётся за концерт целой группы.

– Хорошую группу организатор потянет. И группа хорошая тоже сделает хорошо организатору, поэтому есть к чему стремиться.

– Скажите, удалось уже возобновить репетиции в полном составе после самоизоляции?

– Пока нет. Но нам удалось сыграть большой онлайн-концерт на «Комсомольской правде», где мы собрались все вместе и сыграли. Было счастье величайшее. Это было совсем недавно, в позапрошлую среду.

– То есть, отсутствие репетиций никак не сказалось на результате? Все всё помнят, все всё играют?

– Карантин очень многие вещи сделал… как бы сказать… Открыл глаза на очень многое. Оказывается, можно дистанционно делать не только репетиции, но можно ещё и работать над новым материалом. То есть, я, уехав на дачу с маленькой дочкой, умудрялся в дачном сарае мало того что песни писать, это ладно, я умудрялся там делать запись голоса, отсылать его Саше Тахирову, нашему клавишнику, на его дачу, где он из этого всего собирал демку, которую мы отправляли нашему лейблу на утверждение. У нас процесс шёл и идёт. Сейчас идёт очень активный процесс по записи песни Владимира Семёновича Высоцкого. Мы делаем песню к годовщине его ухода. В июле будет сорок лет ухода, надеемся успеть отметиться.

– От многих музыкантов слышу, что период самоизоляции пошёл на пользу: удалось что-то дописать, упорядочить какие-то планы, доделать что-то, до чего руки всё не доходили. Очень радостно, что конкретно в вашем случае не было простоя.

– Более того, в нашем случае был некий рывок, как это не удивительно.

– Какая песня «Ключевой», на Ваш взгляд, является «визитной карточкой» группы? Без неё не обходится ни один концерт, публика её просит, и звучит она обычно в конце.

– Если говорить про одну песню, на данный момент это «Уметь прощать».

– Когда она была написана? В какой альбом вошла? И помните ли Вы, как её создавали?

– Это очень интересная история. Я её написал, как всегда, очень неожиданно. Хорошие песни пишутся неожиданно, а я считаю, «Уметь прощать» – очень хорошая песня, потому что она мне до сих пор самому актуальна, это очень важный момент. Я написал её в парке просто на прогулке, зафиксировал на диктофон. Она изначально была совершенно в другом темпе, она была быстрая. То, из чего потом такая лирика пошла, изначально было движухой такой. Я её зафиксировал, пришёл домой, взял гитару, думаю: «Надо как-то связать». А слов ещё не было никаких, там какое-то мычание было, ну как обычно, когда что-то приходит и надо зафиксировать, хотя бы чтоб не забыть. И вот я пришёл, взял гитару, и когда у меня стало связываться уже под гитару, я понял, что темп не тот – надо медленнее. И вот тут у меня пошли вот эти образы, все слова, и быстро всё связалось. Я её записал, показал ребятам, она им понравилась, а это, кстати, очень важный момент. Я в чате засылаю группе черновичок и жду какой-то реакции от музыкантов, потому что мне очень важно, чтобы они себя видели в произведении. Если не видят, я спокойно играю эту песню в акустике на акустических концертах. Есть ещё и такой формат для меня.

– А какой формат Вам ближе: в электричестве с группой или в акустике максимум с ещё одним гитаристом?

– Абсолютно не разделяю. И там и там есть свои плюсы и минусы. Ответственность колоссальная внутри, настрой просто отличается чем-то, конечно. Коллектив всё-таки есть коллектив. Но ответственность и там и там, мандраж одинаковый.

– У Вас мандраж? Да ладно! Мне кажется, Вы вообще не волнуетесь, выходя на сцену. По крайней мере, есть такое ощущение от ваших концертов.

– Это не так.

– Ну, тогда выкладывайте, как справляетесь с волнением.

– Это сказывается, видимо, театральная школа. На самом деле это всё стоит вот на таких хрустальных ножках, и шатается внутри. Почему – объясню. Есть чёткая направленность, есть посыл, есть чёткое определение внутри и ответ на вопрос: зачем я это делаю. Штука вся в том, что наши концерты подразумевают, и вообще наша вся музыка подразумевает живое общение. Поэтому ты должен быть каждый день в это включён. Почему я не отдыхаю от этого никогда. И вообще не понимаю, что такое: мне надо отдохнуть от музыки. Это невозможно. От этого уже не отдыхаешь. Это постоянно с тобой. Постоянно идёт этот процесс, он запущен, и он остановится только с уходом тебя отсюда. Или когда перестанет приходить. Это, кстати, очень важный момент – понять, когда тебе туда не приходит и честно уйти из этого. Не все на это способны. Я уважаю Магомаева, который уже не смог брать ту самую ноту, а ему говорили: «Да Вы что! Мы Вам сейчас такой микрофон поставим, такую обработку дадим – никто вообще ничего не заметит!» Он ответил: «Нет. Я не могу». Вот прежде всего надо быть честным перед самим собой. Вот такой он, этот процесс. А я отвлёкся…

– Мы говорили о песне «Уметь прощать». Вы выложили её в общий чат и ждали реакции от группы.

– Да. И получил отклик от ребят, понял, что мы её будем делать. Рома Смоленцев, наш гитарист совершенно замечательный, придумал этот музыкальный ход. И мы стали её создавать. Спасибо Константину Ковачеву обязательно. Это экс-гитарист «Калинова моста».

– Он тоже руку приложил?

– Он – да. Он по аранжировке кое-что нам подсказывал, и гитары мы записывали с ним у него, под его руководством. И когда уже песня была практически собрана, наш звукорежиссёр Серёжа Дебальский неожиданно сказал, что в конце чего-то не хватает. Мы с Юрой басистом и с Серёгой стали думать – чего? Серёга говорит: «А давайте, я когда-то играл на трубе, вот я там на трубе сыграю в конце?» Мы говорим: «Ты что? С ума сошёл?» А он полез на чердак, достал трубу в кофре, вытащил её, дунул, оттуда вылетела какая-то паутина. Мы говорим: «Ты сейчас на ней играть будешь?» А он: «А что? Я сыграю, если не понравится, мы не будем это использовать».

– Очень правильный шаг. Почему не попробовать?

– Ну, я что-то так скептически был настроен. Он встал, сыграл вот эти финальные ноты, и там всё встало на свои места. И теперь, когда мне про песню кто-нибудь рассказывает, мне говорят: «Слушай, какая у вас шикарная труба в конце! Кто это сыграл? Как?» Вот если б вы знали, как. «Когда б вы знали, из какого сора…» – это про нас. И вот с этой песней всё как-то стало происходить совершенно иначе. Её заметили, её взяли, она принесла нам некоторые регалии уже, и самое главное – общение с нашим лейблом Navigator Records, всё с этой песни началось. Это волшебное произведение, которое мы очень любим сами. Мы всё любим у себя, но это, как раз, «визитная карточка».

– Расскажите об альбомах. В Википедии раздел «Дискография группы» состоит из десяти позиций. Это вместе с синглами и Вашими сольными акустическими альбомами. Если говорить именно об альбомах группы «Ключевая», которые были записаны в полном составе, какой альбом дался тяжелее других? Работа над каким альбомом Вам особенно запомнилась?

– Они все запоминающиеся, это не обсуждается даже. Потому что каждый альбом – это некая веха. Это ты в тот момент времени, ты, думающий так. Это интересно, это как открыть старый фотоальбом. Наверное, первый альбом «Тонко» создавался тяжелее всех, потому что была какая-то такая ответственность колоссальная, потому что мы первый раз делали профессиональную запись, ныряли в неизвестность, у нас были планы. Всё это было на студии Василия Лаврова, который нас курировал и который дал нам очень хорошего звукорежиссёра Сергея Рязанцева, на тот момент звукорежиссёра Ленкома, московского театра. Мы как-то прислушивались. У нас песню с первого альбома сразу взяли на радио, для нас это было очень неожиданно. Я помню, как я пою, а эта студия была в спортивном зале, где надо было петь. То есть сама студия за окном, а я пел в спортивном зале, в огромном таком помещении. Я помню, лето, жуткая жара, мне надо было там как-то эпатажно спеть, я с себя практически всё снял. Это я помню, как я там вот такой стою пою. Вот такая была работа.

– Это какой был год?

– Это 98-ой год, а вышел альбом в 99-ом – прошлый век.

– Какая древность. Во время самоизоляции Вы с гитаристом играли онлайн-концерт. Каково это – играть концерт без зрителей? Какие ощущения оставил этот вечер?

– Ну, тут как-то мнения делятся. Я слышу, что многим музыкантам не нравится такой формат. Они говорят: «Ну что это такое – концерт без зрителей? Мне нужны глаза, мне нужно ещё чего-то там». Но на безрыбье и рак рыба. То есть когда ты уже истосковался, и ты сидишь только для себя это всё делаешь дома, как-то хочется это и показать уже. И потом, всё-таки ты же видишь ленту общения, там тебе задают вопросы. И я считаю, это вполне живой формат, мы же не в записи выходим, а как есть, ответственность такая же. Если ты мимо что-то сыграешь, это все услышат. А сколько людей это посмотрело! Мы не соберём столько людей физически на концерт.

– Да, у вас было очень много зрителей непосредственно когда концерт шёл, и потом с каждым днём росли просмотры сохранённой трансляции.

– Да, это прекрасно. Здесь свои плюсы есть, конечно же. И опять же, к «нашей кухне», музыканту необходимо быть в творческом тонусе, необходимо быть включённым в процесс, нельзя выключаться, нельзя абстрагироваться и сказать: я буду ждать. Ну чего ждать? А вдруг ещё запрут? Надо действовать уж как есть в новых реалиях. Потом, сохранив творческую форму, как только нас откроют, ты в ней будешь, в этой форме. А не так, что ты будешь первый концерт играть, уже забыв как это делается, и вообще, кто ты и что ты. Ты же просто борщи варил всё это время, а гитару в руки не брал. Это, мне кажется, важно очень. А ощущения у нас были очень хорошие, спасибо всем, кто поддержал, и всем, кто это всё смотрел.

– Если говорить об обычных концертах в привычном формате, что для Вас является главным залогом удачного концерта? Если это совокупность факторов, то каких?

– Так, по порядку. Залог хорошего концерта. Первое – это наша включённость коллектива и обязательная репетиция перед концертом и не одна. Это одна из важных составляющих. Без этого я не верю в хороший концерт. Группа должна быть в абсолютном включении, каждый участник должен мигать красной лампочкой. У нас есть ритуал – мы обнимаемся перед концертом. Обнявшись, я понимаю энергетику людей, а они – мою. Конечно же, для нас важен хороший звук, поэтому у нас есть свой звукорежиссёр и мы трепетно относимся к звуку на площадке, очень тщательно это узнаём. У нас есть определённые требования по райдеру, мы следим, чтобы они были выполнены, потому что это уши слушателей, они за это платят денежку, они приходят не только смотреть на нас, разумеется, они приходят слушать. Всё-таки у нас направление музыки такое, что мы хотим быть хорошо услышанными. Это важно. Когда что-то тебе мешает, некомфортно, это очень тяжело.

– Вы помните первые гастроли группы «Ключевая»? Это был тур или фестивальный выезд?

– Это была поездка в славный город Брянск на фестиваль «Серебряный лапоть» от Серебряного дождя, куда нас с ребятами позвали. Выделили нам микроавтобус, мы в него все загрузились с ящиком пива и, сидя на полу с ящиком, трясясь, мы поехали в Брянск. Жутко счастливые и довольные приехали туда, отыграли совершенно шикарный концерт, пообщались в первый раз с масс-медиа и уехали совершенными Битлами. Битлами просто! Это было и забавно, и здорово, и интересно.

– Есть ли какой-то город, где Вы бы хотели выступить, но всё как-то не складывается? Куда бы с удовольствием съездили?

– Ну, наверное, я так выделяю для себя несколько городов. Очень бы хотелось побывать на Дальнем Востоке. Ну и в Сибирь бы, потому что там я выступал только один раз под гитару, это было очень давно, в 2006 году. Вот не доехали мы пока туда. У нас есть ряд каких-то моментов, надо договориться, доехать, и есть люди, которые могли бы помочь с концертом, но пока не складывалось, почему-то. Всему своё время, наверное. Во Владивостоке прямо очень хотелось бы выступить, потому что от коллег-музыкантов мы слышим, насколько это прекрасно. И потом хочется до океана доехать, это тоже очень важно для творческого человека.

– Музыка – это Ваше основное занятие? Или работаете где-то ещё?

– Нет, только музыка.

– Музыка – это Ваша работа?

– Ну как сказать… Это моя жизнь.

– Что вдохновляет на создание песен?

– Всё что угодно. Здесь я не знаю какого-то чёткого рецепта.

– Нужны ли Вам какие-то особые условия для творчества? Или песня может родиться где угодно?

– Нет. Я могу где угодно, в любых условиях открыть диктофон и намурлыкать на него. Главное – не лениться. Вот у меня есть песня «Норд-Вест», какое большое спасибо мне за то, что я не поленился. Я в три часа ночи проснулся неожиданно, у меня пошёл мотив и я думал: «Нет, только не сейчас. Я так хочу спать». Но я встал, достал диктофон и записал.

– Всё-таки сначала мотив, затем текст?

– Да, сначала мотив, но слова идут некой тенью. Если послушать мои черновики, они очень смешные. Это что-то невероятное, по-моему. Ну, то есть, там просто идёт намурлыкивание или просто повтор одного слова. Но какая-то идея уже есть в голове, там цепляется одно за одно, поэтому с текстом, как правило, проблем не возникает потом, если есть уже ритм и мелодика.

– Своё творчество слушаете?

– Только исключительно когда мы готовим к выпуску, на стадии производства. Иногда бывает очень много, аж невозможно уже. Поэтому у музыкантов, в частности у нас в группе, есть такой момент: когда мы уходим в серьёзные споры по поводу того, каким должен быть конечный результат, мы решаем так: сегодня и завтра мы эту песню не слушаем, пусть уши отдыхают. И вот тут главное – не сорваться, важно это соблюдать. А когда песня уже готова, не слушаю, если только где-то по радио случайно услышу.

– А вообще, какая музыка звучит у Вас дома, в ваших наушниках? Поделитесь недавним музыкальным открытием.

– Последнее музыкальное открытие – это сингл Майкла Стайпа, он выпустил сингл шикарный с группой «Big Red Machine». Он долго молчал, и вот выпустил. Мне очень понравилось. А ещё, конечно, группа «Mew» с симфоническим оркестром. Это датская группа. Сделали концерт с симфоническим оркестром, я его очень люблю, спасибо Володе Рыскину, моему куму, он мне подсунул этот концерт, в последнее время слушаю. Ну, и конечно, я очень люблю Fink, такой есть замечательный британский исполнитель. Я, кстати, был в Москве на его концерте, чудом попал, и очень этому рад. Это вот такие постулатные моменты. Очень люблю классическую музыку, то есть она у меня присутствует. В последнее время много Альфреда Шнитке, как-то вот он в меня заходит. Ну, и конечно, аудиокниги. Я очень люблю хороший русский язык в исполнении наших замечательных мастодонтов, чтецов великолепных, таких как Сергей Юрский, Александр Филиппенко.

– Раз уж речь зашла о книгах, вопрос такой. Какие, на Ваш взгляд, три главные книги должен прочитать каждый человек? Какие книги повлияли каким-то образом на Ваше мироощущение?

– Очень сложно выбрать. Но я, наверное, скажу, что это обязательно библия, «Гамлет», причём версии переводов есть разные и спорные, я всё-таки русскому человеку советую читать в переводе Пастернака. А третьей книгой пусть будет «Мастер и Маргарита». Уж больно фантазию открывает человеку в правильную сторону, и выводы там тоже верные.

– Произведение, которое в каждом конкретном возрасте воспринимается по-разному.

– Абсолютно согласен. Я недавно понял, что в школьной программе я изучал, например, Пушкина, конкретно – произведение «Евгений Онегин». И вот на карантине я послушал его в исполнении того же Юрского. Вот как это произведение в меня вошло уже во взрослого человека, это, конечно, небо и земля. В детстве, в юности это произведение вообще не надо читать.

– Как и многие произведения школьной программы, согласитесь.

– Да! Не надо просто, там ничего не входит, всё мимо.

– А теперь давайте поговорим про город Чехов. Сейчас все любители и ценители современной авторской песни знают Чехов как родину самых, наверное, крутых современных авторов. Не будем перечислять, кто в теме – тот знает.

– Как родину Вдовина!

– Не только. Можно говорить о какой-то «чеховской музыкальной аномалии». Может, у Вас есть объяснение, почему в этом месте образовалась такая высокая концентрация талантливых людей? Что там за плодородная почва?

 

– Это очень интересный вопрос, конечно.

– Можно на эту тему прямо порассуждать.

– Вот, 91-ый год, как сейчас помню. Мы с Максимом Гавриленко, который сейчас замечательный гуслист, один из самых известных российских гуслистов, у него группа «Ладони», рекомендую ознакомиться всем, кто не знает. Это мой друг детства, я его знаю с десяти лет. Вот я к нему всё ходил, мы слушали пластинки Высоцкого, пили лимонад, играли в настольный теннис, потом вместе стали музицировать. И вот первые какие-то музыкальные опыты у нас были с ним. А потом, когда у нас немножко дороги стали расходиться, он создал свою группу, а у меня группы не было, я встретил Сашу Логунова в тот момент.

– А у Саши уже была «Зареница»?

– У Саши не было ничего, он писал какие-то первые стихи, выглядел практически как я, только был светленький. Я был тёмненький, весь в значках, в жилетке, а Фил был тоже весь в значках, в джинсах, и вот такой у него чуб висел белый. Совершенно шикарно мы выглядели, нас побить пытались все гопники в городе. Тут очень интересный момент, в нас что-то сидело, мы уже выглядели как музыканты. Меня один раз избил какой-то дядька в подъезде, потому что он мне дал гитару и сказал: «Сыграй мне что-нибудь, пожалуйста». Я ответил: «Я не умею играть». «Сыграй мне что-нибудь, ты врёшь, что не умеешь играть!» Я говорю: «Я не умею играть, я умею брать только один аккорд». Мне папа показал аккорд «ля». И я взял этот «ля». Он такой: «Во! Ты же можешь! » Я говорю: «Я больше не могу, я только «ля» умею ставить». И я сразу же получил в глаз от этого дядьки. То есть в нас уже что-то сидело, выглядели мы уже как музыканты, умеющие играть хорошо, но ещё не умели. Вот тут надо было подойти очень серьёзно к процессу обучения, спасибо Владимиру Петровичу Червову, он нас пригрел у себя в Доме пионеров, где у него была база. Там были гитары «Урал», на которых совершенно невозможно играть, но мы играли, барабаны, колонки, и он нас просто научил каким-то азам. У нас появилась там группа, которая называлась «Точка над i». А потом, когда образовывались какие-то смотры, концерты, мы там все перезнакомились. Там познакомились с Петей Каминским, который жил в Чернецком, это пригород Чехова, военный городок. С Лёшей Вдовиным – позже, он помладше. Это уже «Ключевая» была, мне Сашка Логунов позвонил и говорит: «У нас есть ещё один в городе. Сходи посмотри. Сегодня в Доме журналистов поёт». Я сходил, посмотрел, мне сразу понравилось, талант виден сразу. Мы, конечно, сейчас очень хорошо дружим.

– Настоящее чеховское братство талантливых авторов.

– Это чеховское братство, возвращаясь к теме, оно подпитывало каждого. Мы все песни показывали друг другу, разбирали, критиковали, волновались, показывая друг другу песни, то есть как-то очень ответственно подходили к вопросу. Как-то собирались вместе, кучковались. Видимо, нам вместе было не страшно. И мы друг от друга черпали. Кто-то напишет что-то новое по стилистике, мы прислушивались, смотрели. И вот эта дружба, она всё сглаживала, потому что мы очень трепетно всегда относились друг к другу. Уже в те времена называли друг друга по имени отчеству: Александр Николаевич, Максим Владиславович. Вот такие, действительно, братские отношения, но в то же время постоянная подпитка друг от друга. Вообще, это какой-то единый сегмент, единый кулак, который просто иногда выглядит иначе. У каждого своё, но это какая-то единая штука, единое ядро там заложено, феномен какой-то непонятный. Может, НЛО где-то там приземлялось.

– Расскажите о своей гитаре, на которой сейчас играете.

– Это Taylor 530-ый, американская гитара, которую мне любезно подарил мой друг Дима Ликай. Спасибо ему огромное, я бы не потянул подобную гитару.

– Чем она хороша?

– Она хороша тем, что когда её американец продавал, он залез на мачту своей яхты и сфотографировал её сверху, лежащую на палубе. И тут мы поняли, что это моя гитара. Это инструмент из дерева. Гитара плотная по своему созданию. Там вот как-то они умеют делать на Западе инструменты. Она звучит как рояль. И самое главное – она выдерживает нагрузки. А я, конечно, специфически играю на гитаре. В моей подаче, в моём стиле, нагрузка на инструмент большая. Гитара у меня выдерживает колоссальную нагрузку, особенно, если это акустический концерт, Достаточно давно она у меня, скоро будет 10 лет инструменту, я уже с ним сроднился, люблю его. Хотя у меня ещё есть концертный инструмент нашего гитариста Ромы Смоленцева – чёрная гитара Gibson. Тоже шикарный инструмент. Она, по-моему, 89-го года, в прекрасном состоянии. К инструментам относимся трепетно, я люблю хороший инструмент. Я стал понимать, что такое хороший инструмент и что такое инструмент ниже уровня. Это всегда очень важно.

 

– Поговорим о возрасте. Ощущаете ли Вы тяжесть прожитых лет? Чувствуете ли свой возраст? И какой совет Вы бы дали себе двадцатилетнему?

– Никакой тяжести не ощущаю. Наоборот, мне как-то всё интереснее и интереснее, честно скажу. Видимо, пришло какое-то определённое умудрение. Не скажу мудрость, это очень высокопарно будет и самонадеянно с моей стороны. Но умудрение пришло, всегда я к этому стремился и хотел к этому дойти. Какая-то одухотворённость внутренняя. Мне очень нравится в моём нынешнем возрасте. И вот как раз с двадцатилетним собой я бы строго поговорил. Очень строго. Я бы, во-первых, категорически запретил этому человеку прикасаться к алкоголю. Просто сказал бы: «Парень, это не твоё. Вообще это не трогай». Потому что у меня был очень серьёзный опыт в этом. Я не пью уже достаточно давно, вообще никакой алкоголь, прекрасно без него существую. Меня первое время все жалели, считали, что я чем-то заболел. А я наоборот выздоровел. Кстати, очень важный момент. Обращаюсь ко всем своим псевдодрузьям, которые остались в той эпохе. Я сейчас без всякой злобы это говорю. Я не забыл, кто мне перестал звонить и приглашать в компании после того, как я перестал выпивать. Это очень показательный момент. И, разумеется, люблю всех тех, кто остался рядом. Кто не разделяет меня такого весёлого, который душа компании «я вам сейчас спою», а мне все: ты гений! А ты под это жаришь какие-то сырники, наливаешь виски, и всё это бесконечно варится, варится… Но здоровье уходит, уходит… И к творчеству это вообще никакого отношения не имеет. Просто ты сидишь и мусолишь на этих кухнях одно и то же, по большому счёту. Ну, это такое моё отношение. Вот я бы этому человеку сказал: «Нет. Это не твоё». И, конечно же, ещё бы сказал: «Будь внимателен к людям. Не разбрасывайся людьми. Не разбрасывайся любовью». Ну, там серьёзный был бы разговор.

– По традиции, в конце интервью я прошу дать совет начинающим музыкантам. От чего нужно их предостеречь? Какие опасности могут подстерегать на творческом пути?

– Тут же всё, на самом деле, не так сложно. Прежде всего, надо слушать самого себя. Ни в коем случае не полагаться на то, что ты можешь обойтись без каких-то советов умудрённых людей, хороших музыкантов, я имею в виду. К ним очень важно прислушиваться, я в этом убедился на собственном опыте. Потому что, казалось бы, есть вещи, до которых ты должен дойти сам, но ты до них будешь идти очень долго. А есть люди, которые тебе могут объяснить быстро.

– То есть, все велосипеды уже изобрели, нужно только суметь ими воспользоваться?

– Их-то изобрели, но велосипед, на котором едешь именно ты, он только у тебя, это твой велосипед, который ты любишь, который едет именно с тобой. Здесь очень важно этот велосипед собрать внутри себя, из себя его сделать. Очень важно прислушиваться, но не слушать, что тебе говорят. Всё что тебе нужно знать, что это твой велосипед, и что он точно поедет. Ты его уже проверил, тебе нравится, как он едет, тебе нравится его ход, тебе нравится, как у него колёса накачены, какого они диаметра. А тебе говорят: «Слушай, чувак, покрась его в красный». Ты возьмёшь краску, начнёшь красить и потом подумаешь: «На фига я это сделал? Что я их послушал?» Вот от этого надо отходить, но в то же время прислушиваться к тем, кто может тебе дать правильный совет по музыке. Вот, например, когда у нас Костя Ковачев появился, как аранжировщик, он нам какие-то вещи прямо расставлял. Он говорил: «Нельзя вот так делать, попробуйте вот так». Или Ревякин взял на одной из репетиций, мы как-то вместе репетировали в одном помещении, он услышал, подошёл и говорит: «Что ты здесь играешь в припеве? Ты сыграй на вторую долю, будет другое движение. Вот дай я тебе покажу». Он взял гитару у меня, просто один штрих добавил в песню «ДалекО-высОко», этот штрих создал объём. Я бы сам до этого не додумался никогда в жизни. А тут так просто, проходя мимо, такая глыба тебе советует. В общем, музыкантам – держать контроль над собой, обязательно творить, если есть такая потребность, не пугаться трудностей, они есть у всех, через них нужно пройти. Там дальше открываются перспективы, как только проходишь уровни. Только вперёд и с песней.

– Спасибо большое, что нашли время поговорить. Я желаю Вам успехов. Пусть скорее начнутся концерты, гастроли. Доехать до Дальнего Востока обязательно. Когда доедете, я буду думать: «Ура! Всё у них получилось, потому что я им так пожелала». Удачи!

– Спасибо большое, взаимно. И вам удачи. Пока.

Беседовала Антонина Малышкина

При подготовке публикации были использованы фотографии Софии Духовной и Елены Разиной, а также материалы официального сообщества гр. “КЛЮЧЕВАЯ” в социальной сети “ВКонтакте”.